You are the hole in my head
You are the space in my bed
You are the silence in between
What I thought and what I said
Тишина давила, не давая шанса выбраться, она буквально душила, ломая кости, выворачивая ее наизнанку. Ино ненавидела чувство собственной вины, скребущееся в груди, она прятала лицо в коленях, устроившись  на пассажирском сидении собственного автомобиля, прислонившись головой к холодному стеклу. За окном с невероятной скоростью пролетали огни ночного города, привычно для ее манеры езды, но совершенно несвойственно и слишком для ее любимого человека. Когда их в очередной раз занесло, она только сильнее сжалась, чтобы не видеть и не ощущать происходящее вовсе. Ино всецело доверяла Шикамару, у нее просто не могло быть сомнений в своей безопасности, вот только подобная агрессия немного пугала ее, как никогда до этого, просто потому, что спровоцировала столь сильные отрицательные эмоции в нем она сама. От этого становилось еще паршивее, девушка была уверенна в том, что ее сейчас отвезут прямиком домой и оставят от греха подальше. Хотя, она до конца не понимала и не знала чего ожидать и как себя вести. Рядом с ним все было гораздо сложнее, нежели со всеми ее прошлыми партнерами. Он знал ее так, как до этого никто другой, да и никто после. Странно воспринимать все то, о чем раньше ты и не задумывалась, без тени сожаления причиняя боль и идя на поводу только у своего эго, теперь так серьезно, глубоко и поэтому тяжело. С ним она не могла себе позволить ничего из стандартного набора девушки-стервы, просто потому, что безгранично уважала и берегла этого человека долгие годы как самого близкого сердцу друга, а теперь… Теперь Ино просто запуталась. В себе, своих привычках, характере, принципах. Сложно было вот так просто отдать всю свою непокорность, дерзость и безумие в руки другому человеку, меняясь рядом с ним, да и правильно ли это? Будто малолетняя школьница, уже в который раз за этот вечер, Ино поступала необдуманно, нелогично, глупо даже. Мысли, не самые радужные, непривычные, липкие и темные поселились в ее сознании, пробуждая желание убежать подальше от всего происходящего. Она громко дышала, неспособная сосредоточиться, казалось, у девушки с минуты на минуту просто начнется истерика, но этому не суждено было случиться. Они приехали, как оказалось, вовсе не к ее дому.
Прихватив с собой одну из тех безразмерных женских сумок, в которых по легендам то ли кирпичи, то ли набор первой необходимости для недели выживания в любых условиях, Ино выбралась из машины и, нервно сглотнув, последовала вслед за возлюбленным, при этом почему-то соблюдая достаточно большую дистанцию. У самого входа в подъезд девушка в лучших традициях жанра, во второй раз за сегодня благополучно навернулась со своих высоких шпилек, по закону подлости, наступив именно на обледенелую часть ступеньки. Результат – чулок порван, каблук цел, а вот нога не особенно, она наверняка потянула лодыжку, да еще и синяк себе посадила. «Слава Богу, Нара этого не видел», - подумала она, и, стиснув зубы, не издавая ни звука, прихрамывая, вошла в дом. Как следствие, в прихожей она оказалась позже, когда Шикамару уже занимался чтением газеты. «Осмотр прессы в половине третьего ночи? Как оригинально», - она поморщилась и потерла указательным пальцем переносицу, беззвучно закрывая входную дверь. Ино облегченно вздохнула, сняв с себя туфли, лодыжка ныла, а наступать на ногу было достаточно больно. Опираясь на дверной косяк рукой, тише, чем обычно и бесцветным голосом, Яманака произнесла:
- Я воспользуюсь ванной, - она скрылась в уборной, прежде чем он должен был что-либо заметить, прихватив с собой сумку. Стянув с себя одежду, Ино смяла ее и затолкала подальше в сумку, выудив оттуда майку-тунику. Девушка с некоторым отвращением оценила себя в зеркале – растрепавшаяся прическа, несколько ушибов и ссадин вследствие потасовки в переулке, сбитые окровавленные костяшки пальцев и появляющиеся очертания синяка на лодыжке и коленке. Холодный душ, даже слишком холодный для зимней поры, успокаивал кожу и смывал с рук и лица небольшие разводы собственной и чужой крови. Ино устало прислонилась к холодному кафелю, не имея малейшего понятия, что делать дальше, и тяжело выдохнула. В голове гудело после громкой музыки, сигаретного дыма и внушительной порции алкоголя, ее неприятно мутило, а тело то и дело пробивала мелкая дрожь. Наконец относительно успокоившись, девушка вылезла из душа, опустившись на ушибленную ногу, и громко зашипела от боли. Кое-как вытерев длинные до бедер волосы, она сползла на пол ванной комнаты пытаясь придумать, как ей сейчас следует поступить. В обычной ситуации девушка даже не стала бы сюда подниматься, но с Шикамару «обычных» ситуаций просто не бывало. Так и не сумев прийти к какому-либо выводу, она нацепила на себя белье и майку, босяком вышла в коридор. Что ей делать и что говорить? Как себя вести, а главное как себя вести будет он? Пульс и дыхание участились, девушка явно нервничала, а чувство вины только прибавляло неуверенности. Ей следовало сейчас держать дистанцию, так говорить было бы проще, так оставалось больше путей к отступлению. Но нет, Ино никогда не создавала себе простых условий, вот и сейчас, сжав кулаки, она ступает уверенно, пытаясь не выдать боль или дискомфорт, просто потому что не хочет выглядеть жалкой, хотя отчетливо понимает, что как раз такая она сейчас более всего. Опускается на пол рядом с ним, подгибая под себя колени, чтобы не было видно синяк на лодыжке, говорит тихо, хрипло, немного дрожа. Она чувствует себя семилетним ребенком, просящим прощение у родителей за проступок, глупо, виновато, неправильно. Только перед ним в принципе и может выглядеть ребенком, только с ним испытывает чувство вины. – Шикамару,.. я.. мне жаль, правда, все, что сегодня произошло, случилось не по моему желанию, я никогда не хотела причинить тебе столько хлопот, - она запинается, нервно сглатывает, ее лица не видно за длинными волосами, рассыпавшимися по плечам. - Ты вообще не должен был там оказаться, все это, стойка, поцелуй, драка.. это глупо и.. и я виновата. Мне, пожалуй, следует уйти, - она хочет вскочить на ноги и быстрей умчаться подальше отсюда, вот только понимает, что должна дать ему высказаться и не смеет пошевелиться.